Первый эшелон на запад

11 октября 1947-го Совет Министров СССР принял без преувеличения историческое постановление о депортации немецкого населения из Калининградской области. Что для большинства стало неожиданностью. Ведь, наоборот, казалось, что пруссаки в итоге станут своими. А иначе зачем, в частности, по всей области создавались нерусские (как их официально называли) школы для немецких детей?

Или вот что буквально накануне старта кампании по выселению говорилось на собрании областного комсомольского актива.

Секретарь обкома ВКП(б) по кадрам:

- В области проживают 110 тысяч немцев, в том числе в Калининграде - 36 тысяч. Мы обязаны вовлечь всех в работу, хорошо организовать немецкие школы, детдома.

Ответственный организатор ЦК комсомола (высокий гость из Москвы тоже даже не догадывался о готовящейся депортации):

- Остро должен встать вопрос изучения немецкого языка нашими руководящими комсомольскими работниками. Без этого нельзя серьезно организовать политическую работу среди немецкой молодежи.

Русско-немецкий хлеб

Вот и появление в июне 1947-го газеты Neue Zeit («Нойе Цайт», в переводе - новое время) для немецкого населения области многие восприняли как подтверждение того, что эти немцы считаются уже нашими.

Новый печатный орган специального назначения писал о том же, о чем и вся остальная советская пресса. Только по-немецки. Самой же популярной у немецких читателей была рубрика «Требуются на работу». Кстати, некоторым помогала трудоустроиться сама Neue Zeit. Немцы трудились техническими сотрудниками и в редакции, и в типографии. А кто-то из читательского актива писал в газету, получая за это гонорар.

Вообще же потенциальные читатели Neue Zeit встречались везде - и на селе, и в городах. Причем нередко они оказывалось в большинстве. Например, в трамвайном тресте большая часть работников (494 из 552) поначалу приходилась на немцев.

При этом и через два года после войны возникали трения. Так, один железнодорожный начальник 75 лет назад заявлял, что рассматривает немцев как полулюдей, оплачивая их труд вдвое ниже, чем труд русских рабочих той же специальности. Также неправильным он считал хорошее отношение к немецким сиротам, находящимся в детдомах. 
Думается, такое отношение возникло у него не на ровном месте. Тем не менее подобные примеры были исключением, осуждались и пресекались. И чаще было совсем по-другому. Фаина Харечкина переехала в бывший Кёнигсберг из Ленинградской области - ее отчима, машиниста паровоза, командировали на целлюлозно-бумажный комбинат № 1. Жили они на нынешней улице Тамбовской. И в 1947 году Фая пошла во 2-й класс расположенной по соседству школы № 13.

- В городе тогда еще было много немцев, - рассказывала Фаина Алексеевна. - Помню, как мы все вместе получали хлеб по карточкам. В магазине стояли две очереди - из наших и немцев. К продавцу подходили по одному - русский, немец, русский, немец. И ни разу не произошло никаких конфликтов. Да и вообще вражды между нами не было.

Без лишнего шума

В общем, чем дальше, тем больше в народе крепла уверенность в том, что оставшиеся в янтарном крае германские подданные станут гражданами СССР. И тут «наверху» вдруг все переиграли. Вместо интеграции немцев в наше общество было решено вывезти их в советскую зону оккупации Германии.

История не терпит сослагательного наклонения. Однако если все же допустить, что те сто с лишним тысяч жителей бывшей Восточной Пруссии остались - сколько бы их уже было к 1991 году и как бы они себя повели после развала СССР? Когда у нас опять пошли слухи о том, что область отдадут немцам, когда даже среди русских возникали сепаратистские настроения и разговоры о создании независимой Балтийской республики…

Но вернемся в 1947 год. Согласно постановлению от 11 октября для начала требовалось выселить 30 тысяч человек. Причем прежде всего из пограничных районов, с побережья и из Балтийска, где расположилась военно-морская база. Первый эшелон с депортируемыми отправился на запад уже 22 октября 1947-го. С собой разрешалось брать не более 300 кг вещей на семью. Хотя столько не всегда и набиралось. А если образовывались-таки «излишки», немцы обычно раздавали их тем из наших, с кем успели подружиться.
После успешной депортации первой партии, 15 февраля 1948-го вышло постановление о выселении еще 62-х тысяч человек. Быстро вывезти такое количество людей даже сегодня было бы непросто. Потому операция проводилась в два этапа: в марте-апреле и в августе-сентябре. Во избежание эксцессов раньше времени о своей судьбе никто из немцев знать не должен был. Все делалось в режиме секретности. Так что когда запад области был уже «зачищен», на востоке порой даже не догадывались об этом.
Как ни в чем не бывало продолжала выходить и Neue Zeit. Однако с каждым месяцем все меньше становилось у нее читателей. И 13 октября 1948-го она вышла в последний раз. Никаких «прощальных слов» к аудитории - обычный номер со стандартным набором тем… А уже 29 октября увидел свет первый номер «Калининградского комсомольца». И редакция областной молодежки была создана на базе бывшей редакции Neue Zeit.

Не все хотели уезжать

Формально переселение из янтарного края в «неметчину» завершилось лишь к 1952 году. Но после массовой депортации в 1947-1948 годах счет выселяемых шел уже на единицы.

Предполагалось, что депортация будет абсолютной, поголовной. Однако кое-кому удалось остаться. Ведь если одни немцы не скрывали радости, что наконец «вырвутся из этого ада», то другие, несмотря на все тяготы, уезжать с родины не хотели.

Немецкие девушки не так уж редко выходили замуж за советских граждан. А когда пошла депортация, такие браки следовало «аннулировать». Но бывало, что муж не отрекался от «неправильной» супруги, как бы на него ни давили. И жили потом эти русско-немецкие семьи, как правило, долго и счастливо.

Кого-то не выселили в порядке исключения. Скажем, немец был коммунистом и вдобавок ценным специалистом. А кто-то вольно или невольно оказался в Литовской ССР, сменил там имя и потом возвратился уже «литовцем». Как, например, Альфред Шалкау. Пацаном-беспризорником он перебрался из Кёнигсберга в Литву, где было сытнее. Там легализовался, став на литовский манер Шалкаускасом. А в 1958 году вернулся. Причем при очередном обмене документов его записали уже как Шалкова.

В начале 90-х Альфред Эрнестович наконец смог побывать в Германии, где увиделся с сестрой, посетил могилы родителей. А тем временем из ФРГ к нам массово потянулись те, кому в 40-х пришлось покинуть янтарный край. Многие приезжали не раз, а кое-кто даже пытался по новой пустить корни. Впрочем, этот «постскриптум» к истории депортации теперь уже и сам - история. Время неумолимо, и ностальгический туризм давно сошел на нет.